(продолжение, страница 3)
И вот, наступило затишье. Через несколько дней к нам в тоннель пришли немцы. Офицер, два солдата и переводчик. У солдат на груди были медные бляхи – фельджандармерия. Переводчик молодой, упитанный с черными, зачесанными назад волосами, был одет в серый френч полувоенного покроя и блестящие хромовые сапоги. Они остановились в начале тоннеля, и переводчик на чистом русском языке громко сказал: «Здравствуйте товарищи! Спасибо товарищу Сталину за нашу счастливую жизнь». Обернулся к немцам и перевел им сказанное. Немцы долго смеялись. В тоннеле наступила гробовая тишина и вдруг, поднялся неистовый собачий лай. Немцы стали отстреливать собак и ловить кур. На столбах появились приказы, предписывающие гражданскому населению в 24 часа покинуть прифронтовую зону.Бабка и мать зарыли в яму лучшие вещи, сами оделись во что похуже.
Немцы погнали жителей на запад. Конвоя, как такового не было, мы пошли сами по себе через Дар-гору в сторону Воропоново.
По дороге проезжали немецкие фуры с ручкой тормоза на борту, запряженные битюгами с обрезанными хвостами. Некоторые возницы останавливались и предлагали подвезти в обмен на патефон или часы. У нас этого ничего не было, и мы все время шли пешком.
Шли мы очень медленно, так как сестра заболела, и мать и тетка Нина несли ее на руках. Ночевали в поле в стогах соломы. Однажды проснувшись, не увидели бабки и ее дочерей. Они еще затемно ушли, бросив нас. Мама была в отчаянии от такого вероломства и сильно плакала. Теперь мы шли еще медленнее. Так мы дошли до Мариновки. Есть у нас было нечего, и здесь мать обменяла скатерть на чашку картошки. У матери был, как она называла, оклунок зерна, и она, оставив мою сестру под присмотром каких то людей, со мной пошла на мельницу. Мельница работала на немцев. Мельник русский не старый мужик на просьбу матери смолоть зерно за деньги сказал, что советские деньги при немцах не имеют хождения, вот если бы мыла дала… Бутылка жидкого мыла у нас была и мать отдала ее мельнику. Наше зерно он высыпал в общую кучу, а нам дал немного муки. Теперь на привалах мать варила на костре галушки, что нам очень помогало.На одном из таких привалов к нам подошли двое молодых мужчин и сказали, что убежали из плена и два дня ничего не ели. Мама быстро сварила галушки и накормила их. Они были очень довольны, и мы пошли вместе. Мужчины помогали нести больную сестру и вещи. Дойдя до какого-то населенного пункта, мужики попрощались и ушли.
Опять мы шли одни. Наш путь пролегал через поле обгоревшей пшеницы. Я на ходу срывал колоски и жевал поджаренные зерна. Когда мы перешли это поле, то увидели на дороге немцев и грузовые машины, крытые брезентом. В них уже находились люди, других подошедших немцы загоняли в кузова. Приказали грузиться и нам.
Привезли нас на станцию, где стоял состав грузовых вагонов. Всех людей загнали в эти вагоны и повезли на запад. В вагоне, в котором оказались мы, было много народу, старики, женщины и дети. Кто-то сидел у стен, а большинство стояло. Было тихо, и только иногда раздавался плач ребенка. Неожиданно мама увидела знакомого молодого мужика с женой (в вагоне он был единственный мужчина). Этот человек сказал, что везут нас в Белую Калитву в концлагерь, и по дороге надо бежать. И когда ночью поезд остановился у семафора, мужик сдвинул двери и стал выбрасывать на насыпь вещи, опустил под откос нас, маму, свою жену и выпрыгнул сам. Было очень темно. Я скатился с крутого откоса в сухую траву и видел, как немецкий солдат от паровоза стрелял трассирующими пулями вдоль состава. Но все прошло благополучно, поезд ушел, а мы остались в степи. Было холодно, и нас укрывали всем, чем могли.
продолжение на странице 4
